Форумы myCharm.ru

[Оксана92]

Шестая история из цикла рассказов из практики психолога экзистенциального направления, онкопсихолога, игрового терапевта Инны Ковалевой рассказывает о том, как трудно бывает принять ситуацию, смириться со скорым уходом дорогого тебе человека и как иногда цепляются за призрачную надежду те, кто уже готов уйти, и их близкие.

Когда ты лично не вовлечен в ситуацию, кажется, что можно смотреть на нее со стороны и видеть то, что вовлеченный не видит. Но нет. Ты тоже вовлечен, ты страдаешь так же и так же надеешься. Уходит твой пациент, возможно, ты видишь последние дни его жизни. Видишь смятение, ужас и агонию надежды. Да. Именно агонию надежды...



Ее отец – мягкий, чуткий, во всех отношениях приятный человек. Приятнейший. С такими людьми хочется говорить, их хочется слушать. А когда они молчат, с ними просто хочется быть рядом. Просто молчать, просто смотреть в глаза. А просто молчать не всегда бывает просто. Даже очень не просто.

Мы познакомились, когда он вернулся с дачи домой. Дочь ухаживала за отцом с любовью, по-настоящему с заботой. Не из чувства долга, а с нежностью и теплотой. Видеть такие семьи радостно. У них не встает вопрос о проблемах отцов и детей. Состояние здоровья отца ухудшалось. Это, конечно, ясно, но защитный механизм нашей психики вытесняет данное понимание. Он надеялся, что госпитализация в хоспис – это возможность встать на ноги и быть, как раньше, быть здоровее. Она надеялась, что ему станет лучше. Реальность признавать никто не имел сил.

Сейчас он лежал в кровати стационара хосписа. Могучий, статный, сильный мужчина раньше, а нынче, как маленький мальчик, укутанный мягким одеялом заботливыми мамиными руками. Только в глазах стоял немой вопрос и сияла все та же надежда:

- Меня бы только на ноги врачи поставили. Больше ничего не надо…

И сияла надежда…

Я стала замечать, что глаза, зрачки моих пациентов, приобретают свой свет и цвет, свою глубину и свое выражение, свои оттенки. Стала замечать это особенное выражение именно у тех, кто вскоре уйдет. И даже в этой особенности есть свои особенности. В одних глазах живет страх. Его не нужно озвучивать, он буквально говорит с вами из глубины души. Такие пациенты хватают тебя за руку, не отпускают и все время нахождения рядом молят:

- Только не бросай меня! Только не уходи. Не бросай меня одну!

Они проваливаются в свой ужас и панику. Сознание на мгновение уходит, они становятся тише, потом резко возвращаются и снова ужас. Руку сжимают еще сильнее и удивляют своей, неизвестно откуда взявшейся, физической силой.

- Я тебя никуда не отпущу! Только ты не бросай меня!

Душа болит и наполняется страхом. Можно конечно, рассуждать, как жизнь человек прожил, подобно и смерть встречать будет. Но я не имею никакого права строить гипотезы и предполагать варианты. Говорят, что если с определенной долей принятия жил, с терпением и верой уходишь, стараясь не обременять своих родных. Кто жизнь проживал для себя любимого, тот привередничает, требует излишнего, неуместного внимания. Кто-то издевается над близкими, умудряется унижать их, обижать, мучить, доставать упреками и претензиями. А кто обижал в жизни несправедливо других людей, тот уходит в страхе. Может быть там они уже встречаются с душами обиженных и боятся отмщения? Я не знаю. Не знаю.

А в других глазах живет согласие, мир и покой. Именно покой. Покой перед уходом в неизвестность, которая для этих людей, в их состоянии, не является пугающей неизведанностью. Они уже успели узнать, увидеть то, к чему скоро придут. Увидеть То или Того, не знаю.

Был первый мой пациент, который и показал это удивительное состояние души, ее готовность к переходу, и мне позволил прикоснуться к этому переживанию. Он не знал правду о своей болезни. Догадывался, но всю картину целиком не представлял. Сыновья скрывали присутствие метастаз и скорость их распространения. Когда я впервые вошла в его комнату, он лежал, как в детстве: рука под щекой, укрытый одеялом по самые уши, хотя было жаркое лето. Я поздоровалась, он, собравшись с силами, вытянул ко мне потеплевшую руку. Мы говорили о пустяках. Тогда я и заметила впервые этот взгляд оттенок присутствия другого мира, другого, совсем другого состояния. Да, человек был со мной, но это было только его физическое присутствие тут, в тот самый момент, когда в его внутреннем мире говорили другие голоса, и картины он видел другие, и жизнь там была уже иная.

- Как вы сейчас?

- У меня состояние блаженства…

Когда он стал говорить, я не сразу поняла его. А он говорил так, как будто бы я все понимаю и вижу тоже, что видит он! Это потрясло меня. Он смотрел на меня так, как будто бы радовался тому, что я и могу видеть и чувствовать, и разделять его состояние и все происходящее!

- Я хочу тебе это рассказать.

- Если можно.

- Я упал. Лежу, не могу встать. Сил нет. Слышу, они говорят: «Он упал. Поднимем его или пусть лежит?» Они подняли меня.

Он, молча, смотрел на меня, а у меня не было смелости нарушить эту тишину.

- Это были два старца. Они были с посохами, в длинных одеждах. Сейчас у меня состояние блаженства. Раньше я ничего не хотел знать о своей болезни. Сейчас я ее принял. Болезнь – это я и это блаженство.

В его глазах действительно было упоение... (Через несколько дней он ушел.)

-…Меня бы только на ноги врачи поставили. Больше ничего не надо…

Сейчас эти слова совсем не состыковывались с картинкой. Дочь трогала меня за рукав, совершенно не замечая свои повторяющиеся действия, и спрашивала, как им привезти домой кровать и противопролежневый матрац. Она готовилась встречать отца из хосписа дома. Она горела жаждой деятельности для его блага, для его восстановления. В глазах стояли слезы, но она не замечала их. Она хотела верить, что еще все возможно, что еще все будет.

Я видела агонию дочери, пытающейся еще что-то предпринимать, куда-то бежать. Но тот самый оттенок, тот самый взгляд моего дорогого пациента говорил о том, что это неправда – выписки домой не будет.

- Я ухожу учиться, – сказала я.

- Надолго?

- Нет, на недельку.

- Я буду скучать.

- Я тоже! Когда поедете гулять, позвоните мне, хорошо?

- Хорошо.

Он держал меня за руку. Мы молчали. Дочь стояла рядом и тоже молчала, закусывая губу. В этой тишине что-то рождается. Только не спрашивайте меня что. Это такой момент, когда нельзя говорить. Надо просто быть вместе.

В его глазах блеснула слеза. Я обняла его руку своей второй рукой.

- Нет, нет. Я ничего…Я держусь…

Тут не удержалась я и спросила:

- Можно спросить, за что вы держитесь?

-…За надежду…

Мы обнялись. На меня смотрели пылающие слезами глаза дочери, мечущейся в агонии эфемерной надежды, страхе потери, попытке убежать от видения и принятия реальности и глаза моего пациента, моего друга, в которых уже зарождалось состояние блаженства. Того самого, перед уходом.

…Я звонила выразить соболезнования от имени сотрудников хосписа этой семье на девять дней. Дочь рассказала, что отец позвонил в 6 утра сыну, но сил говорить, видимо, не было. Он только молчал в трубку. Через 20 минут он ушел.

А я рассказала ей, как во время учебы нужно было написать свои ассоциации. Было две буквы «н», но я не написала слово надежда. Когда заметила это, вспомнила ее отца, который на пороге смерти держался за надежду, а я оказалась сейчас без нее. В этом моя агония надежды и реальность, которую также не хочется видеть и признавать…

Источник: Паллиативная помощь

[Лилия65]

Интересная статья